Волшебный рассвет - Страница 22


К оглавлению

22

В своей задумчивости он не заметил, как опять принялся теребить волосы. Осознал это, лишь поймав на себе взгляд Эвелин. Она следила за его рукой, которой он привычными движениями наводил на голове художественный беспорядок, и широко улыбалась.

— Кстати, насчет технарской категоричности вы… то есть ты сильно ошибаешься, — произнес Ричард, удивляя самого себя. Еще секунду назад у него и в мыслях не было разуверять ее в чем бы то ни было.

— Серьезно? — Эвелин вскинула бровь и чуть склонила голову набок.

Ричард кивнул, приглаживая волосы. В глазах девушки промелькнуло вдруг какое-то странное выражение, а плававшие в них холодные арктические льдинки вдруг растаяли и повеяло умиротворяющим теплом.

— Серьезно, — ответил он, откидываясь на спинку стула и силясь понять, что с ним происходит. — Нельзя делать о людях столь поспешные выводы.

— Беру пример с тебя, — ответила Эвелин.

Удивительно, но, услышав от нее это «тебя», Ричард обрадовался. Его радость удвоилась, когда он прислушался к разговору Артура и Абби и понял, что они болтают уже не о киноискусстве, а о семье его нового знакомого и многочисленных достоинствах милой Мейси, изменять которой достойный супруг, очевидно, даже не помышлял.

Принесли заказанные блюда. Ричарду пришло вдруг в голову, что именно сейчас он должен заговорить с Эвелин в совершенно другом тоне. Что если не сделает этого, то упустит нечто крайне важное и всю оставшуюся жизнь будет жалеть о допущенной ошибке.

— Должен признать, что во многом был не прав, — произнес он примирительно-дружеским тоном.

Эвелин, ловко отрезавшая кусочек мясного рулета, замерла с вилкой и ножом в руках. На ее лице отразилась целая гамма чувств — изумление, желание принять это завуалированное предложение забыть старые обиды и что-то еще, какая-то нежность, почти любовь, в реальность которой Ричард отказывался верить.

— Я не имел права оскорблять тебя, указывать тебе, как одеваться, как себя вести, — произнес он торопливо, заполняя неловкую паузу и спеша высказать все, что должен, пока имел возможность. — Извини.

У Эвелин запылали щеки. Она медленно положила вилку и нож на стол. Артур увлеченно рассказывал о своей малышке дочери, Абигейл — было ей это интересно или нет — внимательно его слушала. Они даже не догадывались, что в отношениях между их соседями совершается нечто важное. А может, только делали вид, что не догадываются, или даже специально не обращали на них внимания.

— И ты меня извини, — пробормотала Эвелин, в своем смущении преобразившись настолько, что Ричарду показалось, будто он почти влюблен в нее. — Я тоже хороша. Столько гадостей тебе наговорила. — Она на мгновение втянула голову в плечи и посмотрела на Ричарда с мольбой о прощении. — Иногда на меня находит. Так разойдусь, что не остановить.

— Такое со всеми бывает, — ответил Ричард, не узнавая собственного голоса.

Когда-то давно он со многими людьми разговаривал так же ласково — с сестрой, с матерью, с девушками, за которыми ухаживал. Теперь же с Сильвией не общался вообще, матери, вместо того чтобы скорбеть о муже, с удовольствием втянувшейся в грязные семейные разборки, звонил редко и был в разговоре с ней весьма сдержан. А влюбляться в девушек словно бы разучился…

По его спине пробежала трепетная дрожь. Нет, не разучился, понял он, глядя в глаза Эвелин, в своем отделанном кружевом топе напоминающей одну из прелестных героинь диснеевских сказок.

— Насколько я поняла, у тебя какая-то творческая профессия, — сказала она, справляясь со смущением.

— Я репортер, — ответил Ричард, радуясь возможности переключиться на нейтральную тему. — Сюда приехал, чтобы написать статью о «Диснейленде».

— Откуда? — поинтересовалась Эвелин.

— Из Сан-Франциско.

Эвелин о чем-то задумалась, а потом спросила:

— А что, все репортеры так обожают двухкомнатные номера с балконом?

Ричард отметил, что теперь воспринимает ее слова даже с умилением. Впрочем, сейчас она поддела его без намека на враждебность, скорее игриво, как разбаловавшийся котенок, напрыгивающий на ногу хозяина, не выпуская коготков.

Ричард улыбнулся.

— Думаю, не все. Но для меня балкон действительно важен. Я, бывает, просиживаю за работой целую ночь, а в перерывах люблю подышать свежим воздухом. Две комнаты — это для того, чтобы в одной отдыхать, а другую с чистой совестью завалить бумагой, ручками, блокнотами и тому подобным. Занимаясь написанием статьи, я чаще всего ложусь спать под утро, а когда просыпаюсь, начинаю с того места, на котором остановился, не тратя времени на доставание и повторное раскладывание в нужном порядке листов и всего прочего. И спать, и работать в одной комнате, согласись, не очень-то удобно…

Он потрясающе хорошо себя чувствовал. Оттого, что разговаривал с Эвелин настолько легко и свободно. Девушка здорово умела слушать.

Ричард терпеть не мог рассказывать о себе тому, кто лишь прикидывался, будто интересуется его жизнью. Притворщика мог без труда вычислить и прекращал разговор при первой же возможности. В особенности восприимчивым к невниманию он стал в последние полтора года, лишившись привычной поддержки близкого человека, потеряв уверенность в себе.

Эвелин не ломала комедию, внимая его словам. В этом не могло быть сомнений.

— А-а, теперь мне все понятно, — сказала она, когда Ричард замолчал. — Мог бы с самого начала объяснить, в чем дело. Тогда, наверное, мы не убили бы столько времени на скандалы… — Она резко замолчала и опустила голову.

22